→ Черное ухо читать. Белый бим черное ухо читать онлайн - гавриил троепольский. Белый Бим Черное ухоПовесть

Черное ухо читать. Белый бим черное ухо читать онлайн - гавриил троепольский. Белый Бим Черное ухоПовесть

Гавриил Николаевич Троепольский. Белый Бим Чёрное ухо. Цитаты.

«Ни одна собака в мире не считает обыкновенную преданность чем-то необычным. Но люди придумали превозносить это чувство собаки как подвиг только потому, что не все они и не так уж часто обладают преданностью другу и верностью долгу настолько, чтобы это было корнем жизни. Когда благородство души - само собой разумеющееся состояние».
29 ноября 1905 года родился автор книги «Белый Бим Черное ухо», писатель Гавриил Николаевич Троепольский.

Если писать только о добре, то для зла — это находка, блеск; если писать только о счастье, то люди перестанут видеть несчастных и в конце концов не будут их замечать, если писать только о серьезно-прекрасном, то люди перестанут смеяться над безобразным. И в тишине уходящей осени, овеянный ее нежной дремотой, в дни недолгого забвения предстоящей зимы, ты начинаешь понимать: только правда, только честь, только чистая совесть, и обо всем этом — слово. Слово к маленьким людям, которые будут потом взрослыми, слово к взрослым, которые не забыли, что были когда-то детьми.

Теплая дружба и преданность становились счастьем, потому что каждый понимал каждого и каждый не требовал от другого больше того, что он может дать. В этом основа, соль дружбы.

Доброта, безграничное доверие и ласка — чувства всегда неотразимые, если между ними не втерлось подхалимство, каковое может потом, постепенно, превратить все в ложное — и доброту, и доверие, и ласку. Жуткое это качество — подхалимаж.

Дружба и доверие не покупаются и не продаются.

так уж у собак заведено - никогда не забывать обратный путь. У людей этот инстинкт с веками пропал или почти пропал. А зря. Очень полезно не забывать обратный путь.

И ложь бывает святой, как правда… Так мать поет безнадежно больному ребенку веселую песенку и улыбается.

В чужом подъезде глубокой ночью спала чужая собака. Бывает. Не обижайте такую собаку.

Гавриил Николаевич Троепольский, русский советский писатель. Лауреат Государственной премии СССР. Автор трогательной повести про собачью верность своему хозяину.

«Белый Бим Чёрное ухо» — повесть, написанная в 1971 году была посвящена А. Т. Твардовскому, она приобрела успех сразу после выхода в свет. Книга выдержала большое количество переизданий, переведена более чем на 20 языков мира.

Бим, наделённый с рождения белым окрасом, не соответствующим стандарту породы, живёт в квартире вместе со своим хозяином, одиноким пенсионером Иваном Иванычем. Иван Иванович, бывший журналист, а ныне философствующий охотник, любит свою собаку, и систематически вывозит её на охоту в лес.

Неожиданно у хозяина случается сердечный приступ, его отвозят на операцию в Москву, а собака поручается соседке, но по недосмотру выскакивает из квартиры в поисках хозяина, и оказывается на улице. Путешествуя без надзора, Бим встречает множество людей — добрых и злых, старых и молодых, — все они описываются глазами собаки, сквозь призму её восприятия. Бим подвергается разному отношению, от жалости и попыток помочь до жестокости. В силу ряда разных причин, никому не удаётся приютить его у себя на постоянной основе. Пройдя многие испытания и почти уже дождавшись возвращения своего хозяина, Бим погибает, став жертвой предательства и наговора со стороны соседки, желающей избавиться от присутствия во дворе собаки. Хозяин успевает приехать за собакой в приют, куда она была забрана после отлова, но застаёт на месте уже только тело Бима.

В 1977 году Станислав Ростоцкий снял двухсерийный кинофильм, который также стал победителем многих кинофестивалей и получил номинацию на Оскар в категории «Лучший иностранный фильм». В 1998 году в Воронеже перед входом в местный Театр Кукол главному герою книги Биму был установлен памятник.

Вот уже 35 лет повесть «Белый Бим Чёрное ухо» не оставляет равнодушным ни одного читателя. Её читают и перечитываю, сопереживают Биму и ненавидят его врагов. А прочитав последние строки … плачут…

Гавриил Николаевич Троепольский (1905-1995), русский советский писатель. Лауреат Государственной премии СССР (1975).

Г. Н. Троепольский родился 16 (29) ноября 1905 года в селе Ново-Спасское на Елани (ныне Новоспасовка (Грибановского района Воронежской области) в семье священника.

Окончил в 1924 году сельскохозяйственное училище, работал сельским учителем, с 1931 года- агрономом.

Первые произведения появились в 1937 году. В 1976 году работал в редколлегии журнала «Наш современник».

Среди произведений — рассказы, повести, пьесы, публицистика.

— Творчество
* «Из записок агронома» (1953 — журнал «Новый мир»; в 1954 году вошли в сборник «Прохор семнадцатый и другие»;
* сценарий фильма «Земля и люди» (1955)
* «Кандидат наук» (1958; повесть)
* «Чернозем» (1958-1961; роман)
* «В камышах» (1963; повесть)
* «О реках, почвах и прочем» (1963; публицистический очерк)
* статьи в газете «Правда» в защиту природы (1966)
* «Постояльцы» (1971; пьеса)
* «Белый Бим Чёрное ухо» (1971)

— Награды и премии
* Государственная премия СССР (1975) — за повесть «Белый Бим, чёрное ухо» (1971)
* орден Трудового Красного Знамени

  1. Главными героями книги является пес Бим , также он откликается на клички Чёрное ухо или Черноух и его хозяин Иван Иванович .Бим – охотничий пес породы шотландский сеттер, которого постигла трагическая судьба. Он был чутким, одаренным, умным, благородным и нежным существом, павшим жертвой наговора и предательства. За счет своего необычного окраса пес стал изгнанником среди сородичей.

Он был сиротой с аристократическими корнями и возможным потомком сеттеров, обитавшим при дворце самого императора Александра или в поместье великого российского писателя Льва Толстого. Этот интеллигентный пес стал заложником обстоятельств оказавшись в социальных условиях, которые только подчёркивали его ущербность.

На своем нелегком пути Бим встречает злых, чёрствых и алчных несчастных людей. В поисках своего хозяина потерявшийся пес сталкивается с городской и деревенской жизнью, полной опасностей.

  1. Иван Иванович – хозяин Бима ранее был писателем и участником Великой Отечественной войны, сейчас охотник. Он любил Бима и постоянно брал на охоту.

Другие герои

  1. Председатель , Степановна , Толик , Даша , Серый , машинист , ветеринар , Хрисан Андреевич , Алёша , Клим .

Знакомство с главными героями повести

У Бима была длинная и витиеватая родословная, его родители считались аристократичными потомками породистых шотландских сеттеров, род которых тянулся в течение многих веков. Но несмотря на это, их щенок родился в некондиционной расцветке или как ещё говорят – «бракованным».

У него были сине-чёрные ухо и задняя лапа, остальная шерстка была желтовато-рыжего окраса. А правильным сеттер считается только, когда 80% его тела покрыты чёрной шерстью с синим отливом. Также на теле, должны быть яркие рыже-красные подпалины.

Когда первый хозяин обнаружил, что у него появился неудачный щенок, первым делом он хотел его утопить, но тут на горизонте появился некто Иван Иванович и забрал малыша к себе домой. Пенсионер кормил щенка, и тот вырос достаточно крепкой особью.

Иван Иванович был старым вдовцом. Жена умерла много лет назад. Сам мужчина в молодости трудился журналистом, был писателем. Собака росла очень сообразительной, умной и интеллигентной.

Жизнь у хозяина

В одну из поездок на природу, Бим почуял дичь – рядом был перепел. На тот момент Биму уже исполнился год, и он стал отличным охотничьим псом. Грамотность отображалась в умном взгляде и реакции на известные команды. Бим знал более 100 слов, относящихся только к дому и охоте.

Чтобы узнать настроение хозяина псу было достаточно на него посмотреть. На новых людей он реагировал по-разному, но никогда их не кусал, только рычал.

Инцидент

Первым врагом Черноуха, стала жирная визгливая тетка маленького роста, которая впервые встретилась ему осенью на третий год его жизни. Она, по подобию своим подругам аналогичного состава характера и телосложения ежедневно восседала на лавке у подъезда.

Бим любил людей, и однажды от избытка чувств, лизнул соседе руку, та в ужасе завизжала и отпрянула. Бедный пес испугался, а уязвленная особа написала жалобу в домком на животное, якобы то её искусало. Председатель незамедлительно принял решение разобраться в сложившейся ситуации и пришел в гости Ивановичу. В тот день они с Бимом отправлялись в лес.

Хозяин изумился и показал каким пес научен командам. Элегантность действий пса была во всем: в том, как он подавал лапу гостю, но не с теткой. Увидев её бедняга забивался в дальний угол и его оттуда было не достать пока, особа не покинет территорию.

При её виде, Бим не выполнял команд и наотрез отказывался подчиняться, им в те моменты владел страх. Чиновник понял, что пес только боится скандальную женщину и перестал обращать внимание на её слова.

Болезнь

На четвертый год жизни Черноуха, с хозяином приключилась беда. С времен Великой Отечественной войны, под сердцем Иваныча, затаился осколок и вот наступил момент напомнить ему о себе.

В один из обычных дней Степановна – соседка вызывает скорую и хозяина увозят в больницу. Бим с ней и остается. Пока Иван Иванович был в больнице собаке приходилось гулять одному, и по возвращении в дом он всегда царапал дверь в надежде, что её откроет любимый хозяин.

Однажды, Бим не захотел есть, и хозяйка отправляет его искать пропитание самостоятельно, но пес расценил её слова иначе и решил, что старушка сказала ему отправляться на поиски хозяина.

Жизнь без друга

На своем пути Черноух пережил многое. Он шел по следам скорой, и путь привел его к больнице, но там не открыли. Этот путь, пес преодолевал неоднократно, но Иваныча тут так и не встретил. Потом он гулял по дворам, улицам и подворотням в надежде найти друга.

Опыт, проведенный на улице позволил Биму проанализировать людей. Он понял, что не все они хорошие, научился отличать злых.

Однажды тётка в очередной раз начала ругаться на собаку, пришел милиционер, но за животное заступилась мимо проходящая девочка Даша с другом-студентом. По информации на ошейнике ребята узнали адрес дома хозяина собаки и привели домой.

Тут Даша знакомится с соседкой, и та рассказала девушке о Ивановиче и его сложной ситуации.

На следующий день, Бим прошёл свой путь в поисках хозяина, познакомился с детьми. Среди них был Толик, мальчик накормил собаку. Мимо этой компании проходил Серый – мужчина в костюме, который сказал, что отведет Бима домой. Но он соврал. Мужчина оказался коллекционером. Дома он снял с собаки латунную табличку, так бережно надетую Дашей.

Впервые пес покусал человека, когда Серый решил оставить дома. Животному было одиноко, он начал выть и человек начал бить пса палкой. Тот впервые нарушил свой запрет.

Шли дни, ничего не менялось. Бима стали называть Черным Ухом. Однажды он учуял запах Даши и нашел её в вагоне поезда. Бим бежал за поездом пока хватило сил. Попав лапой в тиски переведенной стрелки на путях, пес оказался в ловушке и чуть не попал под локомотив, но машинист успел затормозить и освободить собаку.

Бим был жив, но сильно хромал. С трудом он добрался домой, где обеспокоенная Степановна, зареклась отпускать Черноуха самого гулять.

Жизнь в деревне

С помощью усилий Толика и Степановны пес выздоровел. Однажды он попадает в трамвай, где пес с хозяином ездили в лес. Тут водитель продает его Хрисану Андреевичу в деревню. Тут его зовут Черноухом. У мужчины есть сын Алеша и они вместе пасут овец. Бим стал привыкать к этим людям. Однажды его на время берет Клим – на охоту, а затем избивает бедное животное недовольный его уловом.

Алеша с отцом полюбили собаку и долго искали, увидев кровь догадались, что сделал сосед. У Бима всё болело, кружилась голова и он не мог вернутся к хозяевам, он боялся. Пес направился домой. По пути, он обнаружит запах мальчика и придёт к нему домой, но родители обманом вывезут пса из города.

Судьба

Добравшись в очередной раз из леса в город, пес идет к своему двору, но тут его ждет та самая тетка, которая сдает Бима собаколовам. В это же время на платформе вокзала,мальчики Толик и Алёша, объединившись в поисках животного встречают Ивана Ивановича и рассказывают все.

Приехав в карантинный участок для отловленных собак Иван Иванович находит своего верного пса, но он к тому моменту уже был мертв. Он не сказал ребятам о судьбе четвероногого друга. Весной Иван Иванович взял маленького щенка сеттера и назвал его Бим.

Тест по повести Белый Бим Черное ухо

На этой странице сайта находится литературное произведение Белый Бим чёрное ухо автора, которого зовут Троепольский Гавриил . На сайте сайт вы можете или скачать бесплатно книгу Белый Бим чёрное ухо в форматах RTF, TXT, FB2 и EPUB, или прочитать онлайн электронную книгу Троепольский Гавриил - Белый Бим чёрное ухо без регистрации и без СМС.

Размер архива с книгой Белый Бим чёрное ухо = 147.59 KB

Белый Бим Черное ухо
«...Читатель, друг! ...Ты подумай! Если писать только о доброте, то для зла – это находка, блеск. Если писать только о счастье, то люди перестанут видеть несчастных и в конце-концов не будут их замечать. Если писать только о серьезно-печальном, то люди перестанут смеяться над безобразным...» ...И в тишине уходящей осени, овеянный ее нежной дремотой, в дни недолгого забвения предстоящей зимы, ты начинаешь понимать: только правда, только честь, только чистая совесть, и обо всем этом – слово.
Слово к маленьким людям, которые будут потом взрослыми, слово к взрослым, которые не забыли, что были когда-то детьми.
Может быть, поэтому я пишу о судьбе собаки, о ее верности, чести и преданности.
...Ни одна собака в мире не считает обыкновенную преданность чем-то необычным. Но люди придумали превозносить это чувство собаки как подвиг только потому, что не все они и не так уж часто обладают преданностью другу и верностью долгу настолько, чтобы это было корнем жизни, естественной основой самого существа, когда благородство души – само собой разумеющееся состояние.
...Вот так и среди нас, человеков: есть скромные люди с чистым сердцем, «незаметные» и «маленькие», но с огромной душой. Они-то и украшают жизнь, вмещая в себя все лучшее, что есть в человечестве, – доброту, простоту, доверие. Так и подснежник кажется капелькой неба на земле..."

1. ДВОЕ В ОДНОЙ КОМНАТЕ
Жалобно и, казалось, безнадежно он вдруг начинал скулить, неуклюже переваливаясь туда-сюда, – искал мать. Тогда хозяин сажал его себе на колени и совал в ротик соску с молоком.
Да и что оставалось делать месячному щенку, если он ничего еще не понимал в жизни ровным счетом, а матери все нет и нет, несмотря ни на какие жалобы. Вот он и пытался задавать грустные концерты. Хотя, впрочем, засыпал на руках хозяина в объятиях с бутылочкой молока.
Но на четвертый день малыш уже стал привыкать к теплоте рук человека. Щенки очень быстро начинают отзываться на ласку.
Имени своего он еще не знал, но через неделю точно установил, что он – Бим.
В два месяца он с удивлением увидел вещи: высоченный для щенка письменный стол, а на стене – ружье, охотничью сумку и лицо человека с длинными волосами. Ко всему этому быстренько привык. Ничего удивительного не было уже и в том, что человек на стене неподвижен: раз не шевелится – интерес небольшой. Правда, несколько позже, потом, он нет-нет да и посмотрит: что бы это значило – лицо выглядывает из рамки, как из окошка?
Вторая стена была занимательнее. Она вся состояла из разных брусочков, каждый из которых хозяин мог вытащить и вставить обратно. В возрасте четырех месяцев, когда Бим уже смог дотянуться на задних лапках, он сам вытащил брусочек и попытался его исследовать. Но тот зашелестел почему-то и оставил в зубах Бима листок. Очень забавно было раздирать на мелкие части тот листок.
– Это еще что?! – прикрикнул хозяин. – Нельзя! – и тыкал Бима носом в книжку. – Бим, нельзя. Нельзя!
После такого внушения даже человек откажется от чтения, но Бим – нет: он долго и внимательно смотрел на книги, склоняя голову то на один бок, то на другой. И, видимо, решил так: раз уж нельзя эту, возьму другую. Он тихонько вцепился в корешок и утащил это самое под диван, там отжевал сначала один угол переплета, потом второй, а забывшись, выволок незадачливую книгу на середину комнаты и начал терзать лапами играючи, да еще и с припрыгом.
Вот тут-то он и узнал впервые, что такое «больно» и что такое «нельзя». Хозяин встал из-за стола и строго сказал:
– Нельзя! – и трепанул за ухо. – Ты же мне, глупая твоя голова, «Библию для верующих и неверующих» изорвал. – И опять: – Нельзя! Книги – нельзя! – Он еще раз дернул за ухо.
Бим взвизгнул да и поднял все четыре лапы кверху. Так лежа на спине, он смотрел на хозяина и не мог понять, что же, собственно, происходит.
– Нельзя! Нельзя! – долбил тот нарочито и совал снова и снова книгу к носу, но уже не наказывал. Потом поднял щенка на руки, гладил и говорил одно и то же: – Нельзя, мальчик, нельзя, глупыш. – И сел. И посадил на колени.
Так в раннем возрасте Бим получил от хозяина мораль через «Библию для верующих и неверующих». Бим лизнул ему руку и внимательно смотрел в лицо.
Он уже любил, когда хозяин с ним разговаривал, но понимал пока всего лишь два слова: «Бим» и «нельзя». И все же очень, очень интересно наблюдать, как свисают на лоб белые волосы, шевелятся добрые губы и как прикасаются к шерстке теплые, ласковые пальцы. Зато Бим уже абсолютно точно умел определить – веселый сейчас хозяин или грустный, ругает он или хвалит, зовет или прогоняет.
А он бывал и грустным. Тогда говорил сам с собой и обращался к Биму:
– Так-то вот и живем, дурачок. Ты чего смотришь на нее? – указывал он на портрет. – Она, брат, умерла. Нет ее. Нет... – Он гладил Бима и в полной уверенности приговаривал: – Ах ты мой дурачок, Бимка. Ничего ты еще не понимаешь.
Но прав был он лишь отчасти, так как Бим понимал, что сейчас играть с ним не будут, да и слово «дурачок» принимал на свой счет, и «мальчик» – тоже. Так что когда его большой друг окликал дурачком или мальчиком, то Бим шел немедленно, как на кличку. А раз уж он, в таком возрасте, осваивал интонацию голоса, то, конечно же, обещал быть умнейшей собакой.
Но только ли ум определяет положение собаки среди своих собратьев? К сожалению, нет. Кроме умственных задатков, у Бима не все было в порядке.
Правда, он родился от породистых родителей, сеттеров, с длинной родословной. У каждого его предка был личный листок, свидетельство. Хозяин мог бы по этим анкетам не только дойти до прадеда и пробабки Бима, но и знать, при желании, прадедового прадеда и прабабушкину прабабушку. Это все, конечно, хорошо. Но дело в том, что Бим при всех достоинствах имел большой недостаток, который потом сильно отразился на его судьбе: хотя он был из породы шотландских сеттеров (сеттер-гордон), но окрас оказался абсолютно нетипичным – вот в чем и соль. По стандартам охотничьих собак сеттер-гордон должен быть обязательно черный, с блестящим синеватым отливом – цвета воронова крыла, и обязательно с четко отграниченными яркими отметинами, рыже-красными подпалинами, даже белые отметины считаются большим пороком у гордонов. Бим же выродился таким: туловище белое, но с рыженькими подпалинами и даже чуть заметным рыжим крапом, только одно ухо и одна нога черные, действительно – как вороново крыло, второе ухо мягкого желтовато-рыженького цвета. Даже удивительно подобное явление: по всем статьям – сеттер-гордон, а окрас – ну ничего похожего. Какой-то далекий-далекий предок взял вот и выскочил в Биме: родители – гордоны, а он – альбинос породы.
В общем-то, с такой разноцветностью ушей и с подпалинками под большими умными темно карими глазами морда Бима была даже симпатичней, приметней, может быть, даже умнее или, как бы сказать, философичней, раздумчивей, чем у обычных собак. И право же, все это нельзя даже назвать мордой, а скорее – собачьим лицом. Но по законам кинологии белый окрас, в конкретном случае, считается признаком вырождения. Во всем – красавец, а по стандартам шерстного покрова – явно сомнительный и даже порочный. Такая вот беда была у Бима.
Конечно, Бим не понимал вины своего рождения, поскольку и щенкам не дано природой до появления на свет выбирать родителей. Биму просто не дано и думать об этом. Он жил себе и пока радовался.
Но хозяин-то беспокоился: дадут ли на Бима родословное свидетельство, которое закрепило бы его положение среди охотничьих собак, или он останется пожизненным изгоем? Это будет известно лишь в шестимесячном возрасте, когда щенок (опять же по законам кинологии) определится и оформится в близкое к тому, что называется породной собакой.
Владелец матери Бима, в общем-то уже решил было выбраковать белого из помета, то есть утопить, но нашелся чудак, которому стало жаль такого красавца. Чудак тот и был теперешним хозяином Бима: глаза ему понравились, видите ли, умные. Надо же! А теперь и стоит вопрос: дадут или не дадут родословную?
Тем временем хозяин пытался разгадать, откуда такая аномалия у Бима. Он перевернул все книги по охоте и собаководству, чтобы хоть немного приблизиться к истине и доказать со временем, что Бим не виноват. Именно для этого он и начал выписывать из разных книг в толстую общую тетрадь все, что могло оправдать Бима как действительного представителя породы сеттеров. Бим был уже его другом, а друзей всегда надо выручать. В противном случае – не ходить Биму победителем на выставках, не греметь золотыми медалями на груди: какой бы он ни был золотой собакой на охоте, из породных он будет исключен.
Какая же все-таки несправедливость на белом свете!

ЗАПИСКИ ОХОТНИКА
В последние месяцы Бим незаметно вошел в мою жизнь и занял в ней прочное место. Чем же он взял? Добротой, безграничным доверием и лаской – чувствами всегда неотразимыми, если между ними не втерлось подхалимство, каковое может потом, постепенно, превратить все в ложное – и доброту, и доверие, и ласку. Жуткое это качество – подхалимаж. Не дай-то боже! Но Бим – пока малыш и милый собачонок. Все будет зависеть в нем от меня, от хозяина.
Странно, что и я иногда замечаю теперь за собой такое, чего раньше не было. Например, если увижу картину, где есть собака, то прежде всего обращаю внимание на ее окрас и породистость. Сказывается беспокойство от вопроса: дадут или не дадут свидетельство?
Несколько дней назад был в музее на художественной выставке и сразу же обратил внимание на картину Д._Бассано (Х век) «Моисей иссекает воду из скалы». Там на переднем плане изображена собака – явно прототип легавой породы, со странным, однако, окрасом: туловище белое, морда же, рассеченная белой проточиной, черная, уши тоже черные, а нос белый, на левом плече черное пятно, задний кострец тоже черный. Измученная
и тощая, она жадно пьет долгожданную воду из человеческой миски.
Вторая собака, длинношерстная, тоже с черными ушами. Обессилев от жажды, она положила на колени хозяина голову и смиренно ожидает воду.
Рядом – кролик, петух, слева – два ягненка.
Что хотел сказать художник?
Ведь за минуту до этого все они были в отчаянии, у них не было ни капли надежды. И они говорили в глаза спасшему их от рабства Моисею:
«О, если бы мы умерли от руки господней в земле египетской, когда мы сидели у котлов с мясом, когда мы ели хлеб досыта! Ибо вывел ты нас в эту пустыню, чтобы всех собравшихся уморить голодом» .
Моисей с великой горестью понял, как глубоко овладел людьми дух рабский: хлеб в достатке и котлы с мясом им дороже свободы. И вот он высек воду из скалы. И было в тот час благо всем, идущим за ним, что и ощущается в картине Бассано.
А может быть, художник и поместил собак на главное место как укор людям за их малодушие в несчастье, как символ верности, надежды и преданности? Все может быть. Это было давно.
Картине Д.Бассано около четырехсот лет. Неужели же черное и белое в Биме идет от тех времен? Не может того быть. Впрочем, природа есть природа.
Однако вряд ли это поможет чем-то отстранить обвинение против Бима в его аномалиях расцветки тела и ушей. Ведь чем древнее будут примеры, тем крепче его обвинят в атавизме и неполноценности.
Нет, надо искать что-то другое. Если же кто-то из кинологов и напомнит о картине Д._Бассано, то можно, на крайний случай, сказать просто: а при чем тут черные уши у Бассано?
Поищем данные ближе к Биму по времени.
Выписка из стандартов охотничьих собак: «Сеттеры гордоны выведены в Шотландии... Порода сложилась к началу второй половины ХХ столетия... Современные шотландские сеттеры, сохранив свою мощь и массивность костяка, приобрели более быстрый ход. Собаки спокойного, мягкого характера, послушные и не злобные, они рано и легче принимаются за работу, успешно используются и на болоте, и в лесу... Характерна отчетливая, спокойная, высокая стойка с головой не ниже уровня холки...»
Из двухтомника «Собаки» Л. П. Сабанеева, автора замечательных книг – «Охотничий календарь» и «Рыбы России»:
"Если мы примем во внимание, что в основании сеттера лежит самая древняя раса охотничьих собак, которая в течение многих столетий получала, так сказать, домашнее воспитание, то не станем удивляться тому, что сеттеры представляют едва ли несамуюкультурнуюи интеллигентную породу".
Так! Бим, следовательно, собака интеллигентной породы. Это уже может пригодиться.
Из той же книги Л. П. Сабанеева:
«В 1847 году Пэрлендом из Англии были привезены для подарка великому князю Михаилу Павловичу два замечательных красивых сеттера очень редкой породы... Собаки были непродажныя и променены на лошадь, стоившую 2000 рублей...» Вот. Вез для подарка, а содрал цену двадцати крепостных. Но виноваты ли собаки? И при чем тут Бим? Это непригодно.
Из письма известного в свое время природолюба, охотника и собаковода С.В.Пенского к Л.П.Сабанееву:
«Во время крымской войны я видел очень хорошего красного сеттера у Сухово -Кобылина, автора „Свадьбы Кречинского“, и желто-пегих в Рязани у художника Петра Соколова».
Ага, это уже близко к делу. Интересно: даже старик имел тогда сеттера. А у художника – желто-пегий.
Не оттуда ли твоя кровь, Бим? Вот бы! Но зачем тогда... Черное ухо? Непонятно.
Из того же письма:
«Породу красных сеттеров вел также московский дворцовый доктор Берс. Одну из красных сук он поставил с черным сеттером покойного императора Александра Николаевича. Какие вышли щенки и куда они девались – не знаю. Знаю только, что одного из них вырастил у себя в деревне граф Лев Николаевич Толстой».
Стоп! Не тут ли? Если твоя нога и ухо черны от собаки Льва Николаевича Толстого, ты счастливая собака, Бим, даже без личного листка породы, самая счастливая из всех собак на свете. Великий писатель любил собак.
Еще из того же письма:
«Императорского черного кобеля я видел в Ильинском после обеда, на который государь пригласил членов правления московского общества охоты. Это была очень крупная и весьма красивая комнатная собака, с прекрасной головой, хорошо одетая, но сеттериного типа в ней было мало, к тому же ноги были слишком длинны, и одна из ног совершенно белая. Говорят, сеттер этот был подарен покойному императору каким-то польским паном, и слух ходил, что кобель-то был не совсем кровный».
Выходит, польский пан облапошил императора? Могло быть. Могло это быть и на собачьем фронте. Ох уж этот мне черный императорский кобель! Впрочем, тут же рядом идет кровь желтой суки Берса, обладавшей «чутьем необыкновенным и замечательной сметкой». Значит, если даже нога твоя, Бим, от черного кобеля императора, то весь-то ты вполне можешь быть дальним потомком собаки величайшего писателя... Но нет, Бимка, дудки! Об императорским – ни слова. Не было – и все тут. Еще чего недоставало.
Что же остается на случай возможного спора в защиту Бима? Моисей отпадает по понятным причинам. Сухово-Кобылин отпадает и по времени, и по окрасу. Остается Лев Николаевич Толстой:
а) по времени ближе всех
б) отец его собаки был черным, а мать красная. Все подходяще. Но отец-то, черный-то, – императорский, вот загвоздка.
Как ни поверни, о поисках дальних кровей Бима приходится молчать. Следовательно, кинологи будут определять только по родословной отца и матери Бима, как у них полагается: нет белого в родословной и – аминь. А Толстой им – ни при чем. И они правы. Да и в самом деле, этак каждый может происхождение своей собаки довести до собаки писателя, а там и самому недалеко до Л.Н.Толстого. И действительно: сколько их у нас, толстых-то! Ужас как много объявилось, помрачительно много.
Как ни обидно, но разум мой готов уже смириться с тем, что Биму быть изгоем среди породистых собак. Плохо. Остается одно: Бим – собака интеллигентной породы. Но и это – не доказательство (на то и стандарты).
– Плохо, Бим, плохо, – вздохнул хозяин, отложив ручку и засунув в стол общую тетрадь.
Бим, услышав свою кличку, поднялся с лежака, сел, наклонив голову на сторону черного уха, будто слушал только желто-рыженьким. И это было очень симпатично. Всем своим видом он говорил: «Ты хороший, мой добрый друг. Я слушаю. Чего же ты хочешь?»
Хозяин сразу же повеселел от такого вопроса Бима и сказал:
– Ты молодец, Бим! Будем жить вместе, хотя бы и без родословной. Ты хороший пес. Хороших собак все любят. – Он взял Бима на колени и гладил его шерстку, приговаривая: – Хорошо. Все равно хорошо, мальчик.
Биму было тепло и уютно. Он тут же на всю жизнь понял: «хорошо» – это ласка, благодарность и дружба.
И Бим уснул. Какое ему дело до того, кто он, его хозяин? Важно – он хороший и близкий.
– Эх ты, черное ухо, императорская нога, – тихо сказал тот и перенес Бима на лежак.
Он долго стоял перед окном, всматриваясь в темно-сиреневую ночь. Потом взглянул на портрет женщины и проговорил:
– Видишь, мне стало немножко легче. Я уже не одинок. – Он не заметил, как в одиночестве постепенно привык говорить вслух ей или даже самому себе, а теперь и Биму. – Вот и не один, – повторил он портрету.
А Бим спал.
Так они и жили вдвоем в одной комнате. Бим рос крепышом. Очень скоро он узнал, что хозяина зовут «Иван Иваныч». Умный щенок, сообразительный. И мало-помалу он понял, что ничего нельзя трогать, можно только смотреть на вещи и людей. И вообще всенельзя.
Если не разрешит или даже не прикажет хозяин. Так слово «нельзя» стало главным законом жизни Бима. А глаза Ивана Иваныча, интонация, жесты, четкие слова приказы и слова ласки были руководством в собачьей жизни. Более того, самостоятельные решения к какому либо действию никоим образом не должны были противоречить желаниям хозяина. Зато Бим постепенно стал даже угадывать некоторые намерения друга. Вот, например, стоит он перед окном и смотрит, смотрит вдаль и думает, думает. Тогда Бим садится рядом и тоже смотрит и тоже думает. Человек не знает, о чем думает собака, а собака всем видом своим говорит: «Сейчас мой добрый друг сядет за стол, обязательно сядет. Походит немного из угла в угол и сядет и будет водить по белому листку палочкой, а та будет чуть-чуть шептать.

Было бы отлично, чтобы книга Белый Бим чёрное ухо автора Троепольский Гавриил понравилась бы вам!
Если так будет, тогда вы могли бы порекомендовать эту книгу Белый Бим чёрное ухо своим друзьям, проставив гиперссылку на страницу с данным произведением: Троепольский Гавриил - Белый Бим чёрное ухо.
Ключевые слова страницы: Белый Бим чёрное ухо; Троепольский Гавриил, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн

Белый Бим Черное ухо
«...Читатель, друг! ...Ты подумай! Если писать только о доброте, то для зла – это находка, блеск. Если писать только о счастье, то люди перестанут видеть несчастных и в конце-концов не будут их замечать. Если писать только о серьезно-печальном, то люди перестанут смеяться над безобразным...» ...И в тишине уходящей осени, овеянный ее нежной дремотой, в дни недолгого забвения предстоящей зимы, ты начинаешь понимать: только правда, только честь, только чистая совесть, и обо всем этом – слово.
Слово к маленьким людям, которые будут потом взрослыми, слово к взрослым, которые не забыли, что были когда-то детьми.
Может быть, поэтому я пишу о судьбе собаки, о ее верности, чести и преданности.
...Ни одна собака в мире не считает обыкновенную преданность чем-то необычным. Но люди придумали превозносить это чувство собаки как подвиг только потому, что не все они и не так уж часто обладают преданностью другу и верностью долгу настолько, чтобы это было корнем жизни, естественной основой самого существа, когда благородство души – само собой разумеющееся состояние.
...Вот так и среди нас, человеков: есть скромные люди с чистым сердцем, «незаметные» и «маленькие», но с огромной душой. Они-то и украшают жизнь, вмещая в себя все лучшее, что есть в человечестве, – доброту, простоту, доверие. Так и подснежник кажется капелькой неба на земле..."

1. ДВОЕ В ОДНОЙ КОМНАТЕ
Жалобно и, казалось, безнадежно он вдруг начинал скулить, неуклюже переваливаясь туда-сюда, – искал мать. Тогда хозяин сажал его себе на колени и совал в ротик соску с молоком.
Да и что оставалось делать месячному щенку, если он ничего еще не понимал в жизни ровным счетом, а матери все нет и нет, несмотря ни на какие жалобы. Вот он и пытался задавать грустные концерты. Хотя, впрочем, засыпал на руках хозяина в объятиях с бутылочкой молока.
Но на четвертый день малыш уже стал привыкать к теплоте рук человека. Щенки очень быстро начинают отзываться на ласку.
Имени своего он еще не знал, но через неделю точно установил, что он – Бим.
В два месяца он с удивлением увидел вещи: высоченный для щенка письменный стол, а на стене – ружье, охотничью сумку и лицо человека с длинными волосами. Ко всему этому быстренько привык. Ничего удивительного не было уже и в том, что человек на стене неподвижен: раз не шевелится – интерес небольшой. Правда, несколько позже, потом, он нет-нет да и посмотрит: что бы это значило – лицо выглядывает из рамки, как из окошка?
Вторая стена была занимательнее. Она вся состояла из разных брусочков, каждый из которых хозяин мог вытащить и вставить обратно. В возрасте четырех месяцев, когда Бим уже смог дотянуться на задних лапках, он сам вытащил брусочек и попытался его исследовать. Но тот зашелестел почему-то и оставил в зубах Бима листок. Очень забавно было раздирать на мелкие части тот листок.
– Это еще что?! – прикрикнул хозяин. – Нельзя! – и тыкал Бима носом в книжку. – Бим, нельзя. Нельзя!
После такого внушения даже человек откажется от чтения, но Бим – нет: он долго и внимательно смотрел на книги, склоняя голову то на один бок, то на другой. И, видимо, решил так: раз уж нельзя эту, возьму другую. Он тихонько вцепился в корешок и утащил это самое под диван, там отжевал сначала один угол переплета, потом второй, а забывшись, выволок незадачливую книгу на середину комнаты и начал терзать лапами играючи, да еще и с припрыгом.
Вот тут-то он и узнал впервые, что такое «больно» и что такое «нельзя». Хозяин встал из-за стола и строго сказал:
– Нельзя! – и трепанул за ухо. – Ты же мне, глупая твоя голова, «Библию для верующих и неверующих» изорвал. – И опять: – Нельзя! Книги – нельзя! – Он еще раз дернул за ухо.
Бим взвизгнул да и поднял все четыре лапы кверху. Так лежа на спине, он смотрел на хозяина и не мог понять, что же, собственно, происходит.
– Нельзя! Нельзя! – долбил тот нарочито и совал снова и снова книгу к носу, но уже не наказывал. Потом поднял щенка на руки, гладил и говорил одно и то же: – Нельзя, мальчик, нельзя, глупыш. – И сел. И посадил на колени.
Так в раннем возрасте Бим получил от хозяина мораль через «Библию для верующих и неверующих». Бим лизнул ему руку и внимательно смотрел в лицо.
Он уже любил, когда хозяин с ним разговаривал, но понимал пока всего лишь два слова: «Бим» и «нельзя». И все же очень, очень интересно наблюдать, как свисают на лоб белые волосы, шевелятся добрые губы и как прикасаются к шерстке теплые, ласковые пальцы. Зато Бим уже абсолютно точно умел определить – веселый сейчас хозяин или грустный, ругает он или хвалит, зовет или прогоняет.
А он бывал и грустным. Тогда говорил сам с собой и обращался к Биму:
– Так-то вот и живем, дурачок. Ты чего смотришь на нее? – указывал он на портрет. – Она, брат, умерла. Нет ее. Нет... – Он гладил Бима и в полной уверенности приговаривал: – Ах ты мой дурачок, Бимка. Ничего ты еще не понимаешь.
Но прав был он лишь отчасти, так как Бим понимал, что сейчас играть с ним не будут, да и слово «дурачок» принимал на свой счет, и «мальчик» – тоже. Так что когда его большой друг окликал дурачком или мальчиком, то Бим шел немедленно, как на кличку. А раз уж он, в таком возрасте, осваивал интонацию голоса, то, конечно же, обещал быть умнейшей собакой.
Но только ли ум определяет положение собаки среди своих собратьев? К сожалению, нет. Кроме умственных задатков, у Бима не все было в порядке.
Правда, он родился от породистых родителей, сеттеров, с длинной родословной. У каждого его предка был личный листок, свидетельство. Хозяин мог бы по этим анкетам не только дойти до прадеда и пробабки Бима, но и знать, при желании, прадедового прадеда и прабабушкину прабабушку. Это все, конечно, хорошо. Но дело в том, что Бим при всех достоинствах имел большой недостаток, который потом сильно отразился на его судьбе: хотя он был из породы шотландских сеттеров (сеттер-гордон), но окрас оказался абсолютно нетипичным – вот в чем и соль. По стандартам охотничьих собак сеттер-гордон должен быть обязательно черный, с блестящим синеватым отливом – цвета воронова крыла, и обязательно с четко отграниченными яркими отметинами, рыже-красными подпалинами, даже белые отметины считаются большим пороком у гордонов. Бим же выродился таким: туловище белое, но с рыженькими подпалинами и даже чуть заметным рыжим крапом, только одно ухо и одна нога черные, действительно – как вороново крыло, второе ухо мягкого желтовато-рыженького цвета. Даже удивительно подобное явление: по всем статьям – сеттер-гордон, а окрас – ну ничего похожего. Какой-то далекий-далекий предок взял вот и выскочил в Биме: родители – гордоны, а он – альбинос породы.
В общем-то, с такой разноцветностью ушей и с подпалинками под большими умными темно карими глазами морда Бима была даже симпатичней, приметней, может быть, даже умнее или, как бы сказать, философичней, раздумчивей, чем у обычных собак. И право же, все это нельзя даже назвать мордой, а скорее – собачьим лицом. Но по законам кинологии белый окрас, в конкретном случае, считается признаком вырождения. Во всем – красавец, а по стандартам шерстного покрова – явно сомнительный и даже порочный. Такая вот беда была у Бима.
Конечно, Бим не понимал вины своего рождения, поскольку и щенкам не дано природой до появления на свет выбирать родителей. Биму просто не дано и думать об этом. Он жил себе и пока радовался.
Но хозяин-то беспокоился: дадут ли на Бима родословное свидетельство, которое закрепило бы его положение среди охотничьих собак, или он останется пожизненным изгоем? Это будет известно лишь в шестимесячном возрасте, когда щенок (опять же по законам кинологии) определится и оформится в близкое к тому, что называется породной собакой.
Владелец матери Бима, в общем-то уже решил было выбраковать белого из помета, то есть утопить, но нашелся чудак, которому стало жаль такого красавца. Чудак тот и был теперешним хозяином Бима: глаза ему понравились, видите ли, умные. Надо же! А теперь и стоит вопрос: дадут или не дадут родословную?
Тем временем хозяин пытался разгадать, откуда такая аномалия у Бима. Он перевернул все книги по охоте и собаководству, чтобы хоть немного приблизиться к истине и доказать со временем, что Бим не виноват. Именно для этого он и начал выписывать из разных книг в толстую общую тетрадь все, что могло оправдать Бима как действительного представителя породы сеттеров. Бим был уже его другом, а друзей всегда надо выручать. В противном случае – не ходить Биму победителем на выставках, не греметь золотыми медалями на груди: какой бы он ни был золотой собакой на охоте, из породных он будет исключен.
Какая же все-таки несправедливость на белом свете!

ЗАПИСКИ ОХОТНИКА
В последние месяцы Бим незаметно вошел в мою жизнь и занял в ней прочное место. Чем же он взял? Добротой, безграничным доверием и лаской – чувствами всегда неотразимыми, если между ними не втерлось подхалимство, каковое может потом, постепенно, превратить все в ложное – и доброту, и доверие, и ласку. Жуткое это качество – подхалимаж. Не дай-то боже! Но Бим – пока малыш и милый собачонок. Все будет зависеть в нем от меня, от хозяина.
Странно, что и я иногда замечаю теперь за собой такое, чего раньше не было. Например, если увижу картину, где есть собака, то прежде всего обращаю внимание на ее окрас и породистость. Сказывается беспокойство от вопроса: дадут или не дадут свидетельство?
Несколько дней назад был в музее на художественной выставке и сразу же обратил внимание на картину Д._Бассано (Х век) «Моисей иссекает воду из скалы». Там на переднем плане изображена собака – явно прототип легавой породы, со странным, однако, окрасом: туловище белое, морда же, рассеченная белой проточиной, черная, уши тоже черные, а нос белый, на левом плече черное пятно, задний кострец тоже черный. Измученная
и тощая, она жадно пьет долгожданную воду из человеческой миски.
Вторая собака, длинношерстная, тоже с черными ушами. Обессилев от жажды, она положила на колени хозяина голову и смиренно ожидает воду.
Рядом – кролик, петух, слева – два ягненка.
Что хотел сказать художник?
Ведь за минуту до этого все они были в отчаянии, у них не было ни капли надежды. И они говорили в глаза спасшему их от рабства Моисею:
«О, если бы мы умерли от руки господней в земле египетской, когда мы сидели у котлов с мясом, когда мы ели хлеб досыта! Ибо вывел ты нас в эту пустыню, чтобы всех собравшихся уморить голодом» .
Моисей с великой горестью понял, как глубоко овладел людьми дух рабский: хлеб в достатке и котлы с мясом им дороже свободы. И вот он высек воду из скалы. И было в тот час благо всем, идущим за ним, что и ощущается в картине Бассано.
А может быть, художник и поместил собак на главное место как укор людям за их малодушие в несчастье, как символ верности, надежды и преданности? Все может быть. Это было давно.
Картине Д.Бассано около четырехсот лет. Неужели же черное и белое в Биме идет от тех времен? Не может того быть. Впрочем, природа есть природа.
Однако вряд ли это поможет чем-то отстранить обвинение против Бима в его аномалиях расцветки тела и ушей. Ведь чем древнее будут примеры, тем крепче его обвинят в атавизме и неполноценности.
Нет, надо искать что-то другое. Если же кто-то из кинологов и напомнит о картине Д._Бассано, то можно, на крайний случай, сказать просто: а при чем тут черные уши у Бассано?
Поищем данные ближе к Биму по времени.
Выписка из стандартов охотничьих собак: «Сеттеры гордоны выведены в Шотландии... Порода сложилась к началу второй половины ХХ столетия... Современные шотландские сеттеры, сохранив свою мощь и массивность костяка, приобрели более быстрый ход. Собаки спокойного, мягкого характера, послушные и не злобные, они рано и легче принимаются за работу, успешно используются и на болоте, и в лесу... Характерна отчетливая, спокойная, высокая стойка с головой не ниже уровня холки...»
Из двухтомника «Собаки» Л. П. Сабанеева, автора замечательных книг – «Охотничий календарь» и «Рыбы России»:
"Если мы примем во внимание, что в основании сеттера лежит самая древняя раса охотничьих собак, которая в течение многих столетий получала, так сказать, домашнее воспитание, то не станем удивляться тому, что сеттеры представляют едва ли несамуюкультурнуюи интеллигентную породу".
Так! Бим, следовательно, собака интеллигентной породы. Это уже может пригодиться.
Из той же книги Л. П. Сабанеева:
«В 1847 году Пэрлендом из Англии были привезены для подарка великому князю Михаилу Павловичу два замечательных красивых сеттера очень редкой породы... Собаки были непродажныя и променены на лошадь, стоившую 2000 рублей...» Вот. Вез для подарка, а содрал цену двадцати крепостных. Но виноваты ли собаки? И при чем тут Бим? Это непригодно.
Из письма известного в свое время природолюба, охотника и собаковода С.В.Пенского к Л.П.Сабанееву:
«Во время крымской войны я видел очень хорошего красного сеттера у Сухово -Кобылина, автора „Свадьбы Кречинского“, и желто-пегих в Рязани у художника Петра Соколова».
Ага, это уже близко к делу. Интересно: даже старик имел тогда сеттера. А у художника – желто-пегий.
Не оттуда ли твоя кровь, Бим? Вот бы! Но зачем тогда... Черное ухо? Непонятно.
Из того же письма:
«Породу красных сеттеров вел также московский дворцовый доктор Берс. Одну из красных сук он поставил с черным сеттером покойного императора Александра Николаевича. Какие вышли щенки и куда они девались – не знаю. Знаю только, что одного из них вырастил у себя в деревне граф Лев Николаевич Толстой».
Стоп! Не тут ли? Если твоя нога и ухо черны от собаки Льва Николаевича Толстого, ты счастливая собака, Бим, даже без личного листка породы, самая счастливая из всех собак на свете. Великий писатель любил собак.
Еще из того же письма:
«Императорского черного кобеля я видел в Ильинском после обеда, на который государь пригласил членов правления московского общества охоты. Это была очень крупная и весьма красивая комнатная собака, с прекрасной головой, хорошо одетая, но сеттериного типа в ней было мало, к тому же ноги были слишком длинны, и одна из ног совершенно белая. Говорят, сеттер этот был подарен покойному императору каким-то польским паном, и слух ходил, что кобель-то был не совсем кровный».
Выходит, польский пан облапошил императора? Могло быть. Могло это быть и на собачьем фронте. Ох уж этот мне черный императорский кобель! Впрочем, тут же рядом идет кровь желтой суки Берса, обладавшей «чутьем необыкновенным и замечательной сметкой». Значит, если даже нога твоя, Бим, от черного кобеля императора, то весь-то ты вполне можешь быть дальним потомком собаки величайшего писателя... Но нет, Бимка, дудки! Об императорским – ни слова. Не было – и все тут. Еще чего недоставало.
Что же остается на случай возможного спора в защиту Бима? Моисей отпадает по понятным причинам. Сухово-Кобылин отпадает и по времени, и по окрасу. Остается Лев Николаевич Толстой:
а) по времени ближе всех
б) отец его собаки был черным, а мать красная. Все подходяще. Но отец-то, черный-то, – императорский, вот загвоздка.
Как ни поверни, о поисках дальних кровей Бима приходится молчать. Следовательно, кинологи будут определять только по родословной отца и матери Бима, как у них полагается: нет белого в родословной и – аминь. А Толстой им – ни при чем. И они правы. Да и в самом деле, этак каждый может происхождение своей собаки довести до собаки писателя, а там и самому недалеко до Л.Н.Толстого. И действительно: сколько их у нас, толстых-то! Ужас как много объявилось, помрачительно много.
Как ни обидно, но разум мой готов уже смириться с тем, что Биму быть изгоем среди породистых собак. Плохо. Остается одно: Бим – собака интеллигентной породы. Но и это – не доказательство (на то и стандарты).
– Плохо, Бим, плохо, – вздохнул хозяин, отложив ручку и засунув в стол общую тетрадь.
Бим, услышав свою кличку, поднялся с лежака, сел, наклонив голову на сторону черного уха, будто слушал только желто-рыженьким. И это было очень симпатично. Всем своим видом он говорил: «Ты хороший, мой добрый друг. Я слушаю. Чего же ты хочешь?»
Хозяин сразу же повеселел от такого вопроса Бима и сказал:
– Ты молодец, Бим! Будем жить вместе, хотя бы и без родословной. Ты хороший пес. Хороших собак все любят. – Он взял Бима на колени и гладил его шерстку, приговаривая: – Хорошо. Все равно хорошо, мальчик.
Биму было тепло и уютно. Он тут же на всю жизнь понял: «хорошо» – это ласка, благодарность и дружба.
И Бим уснул. Какое ему дело до того, кто он, его хозяин? Важно – он хороший и близкий.
– Эх ты, черное ухо, императорская нога, – тихо сказал тот и перенес Бима на лежак.
Он долго стоял перед окном, всматриваясь в темно-сиреневую ночь. Потом взглянул на портрет женщины и проговорил:
– Видишь, мне стало немножко легче. Я уже не одинок. – Он не заметил, как в одиночестве постепенно привык говорить вслух ей или даже самому себе, а теперь и Биму. – Вот и не один, – повторил он портрету.
А Бим спал.
Так они и жили вдвоем в одной комнате. Бим рос крепышом. Очень скоро он узнал, что хозяина зовут «Иван Иваныч». Умный щенок, сообразительный. И мало-помалу он понял, что ничего нельзя трогать, можно только смотреть на вещи и людей. И вообще всенельзя.
Если не разрешит или даже не прикажет хозяин. Так слово «нельзя» стало главным законом жизни Бима. А глаза Ивана Иваныча, интонация, жесты, четкие слова приказы и слова ласки были руководством в собачьей жизни. Более того, самостоятельные решения к какому либо действию никоим образом не должны были противоречить желаниям хозяина. Зато Бим постепенно стал даже угадывать некоторые намерения друга. Вот, например, стоит он перед окном и смотрит, смотрит вдаль и думает, думает. Тогда Бим садится рядом и тоже смотрит и тоже думает. Человек не знает, о чем думает собака, а собака всем видом своим говорит: «Сейчас мой добрый друг сядет за стол, обязательно сядет. Походит немного из угла в угол и сядет и будет водить по белому листку палочкой, а та будет чуть-чуть шептать. Это будет долго, потому посижу-ка и я с ним рядом.» Затем ткнется носом в теплую ладонь. А хозяин скажет:
– Ну, что, Бимка, будем работать, – и правда садится.
А Бим калачиком ложится в ногах или, если сказано «на место», уйдет на свой лежак в угол и будет ждать. Будет ждать взгляда, слова, жеста. Впрочем, через некоторое время можно и сойти с места, заниматься круглой костью, разгрызть которую невозможно, но зубы точить – пожалуйста, только не мешай.
Но когда Иван Иваныч закроет лицо ладонями, облокотившись на стол, тогда Бим подходит к нему и кладет разноухую мордашку на колени. И стоит. Знает, погладит. Знает, другу что-то не так.
Но не так было на лугу, где оба забывали обо всем. Здесь можно бегать, резвиться, гоняться за бабочками, барахтаться в траве – все было позволительно. Однако и здесь, после восьми месяцев жизни Бима, все пошло по командам хозяина: «Поди поди!» – можешь играть, «назад!» – очень понятно, «лежать!» – абсолютно ясно, «ап!» – перепрыгивай, «ищи!» – разыскивай кусочки сыра, «рядом!» – иди рядом, но только слева, «ко мне!» – быстро к хозяину, будет кусочек сахара. И много других слов узнал Бим до года. Друзья все больше и больше понимали друг друга, любили и жили на равных – человек и собака.
Но случилось однажды такое, что у Бима жизнь изменилась, и он повзрослел за несколько дней. Произошло это только потому, что Бим вдруг открыл у хозяина большой, поразительный недостаток.
Дело было так. Тщательно и старательно шел Бим по лугу челноком, разыскивая разбросанный сыр, и вдруг среди разных запахов трав, цветов, самой земли и реки ворвалась струя воздуха, необычная и волнующая: пахло какой-то птицей, вовсе не похожей на тех, что знал Бим, – воробьев там разных, веселых синиц, трясогузок и всякой мелочи, догнать какую нечего и пытаться (пробовали). Пахло чем-то неизвестным, что будоражило кровь. Бим приостановился и оглянулся на Ивана Иваныча. А тот повернул в сторону, ничего не заметив. Бим был удивлен: друг-то не чует. Да ведь он же калека! И тогда Бим принял решение сам: тихо переступая в потяжке, стал приближаться к неведомому, уже не глядя на Ивана Иваныча. Шажки становились все реже и реже, он как бы выбирал точку для каждой лапы, чтобы не зашуршать, не зацепить будылинку. Наконец запах оказался таким сильным, что дальше идти уже невозможно. И Бим, так и не опустив на землю правую переднюю лапу, замер не месте, застыл, будто окаменел. Это была статуя собаки, будто созданная искусным скульптором. Вот она, первая стойка! Первое пробуждение охотничьей страсти до полного забвения самого себя.
О нет, хозяин тихо подходит, гладит чуть-чуть вздрагивающего в трепете Бима:
– Хорошо, хорошо, мальчик. Хорошо, – и берет за ошейник. – Вперед... Вперед...
А Бим не может – нет сил.
– Вперед... Вперед... – тянет его Иван Иваныч.
И Бим пошел! Тихо-тихо. Остается совсем чуть кажется, неведомое рядом. Но вдруг приказ резко:
– Вперед!!!
Бим бросился. Шумно выпорхнул перепел. Бим рванулся за ним и-и-и... Погнал, страстно, изо всех сил.
– Наза-ад! – крикнул хозяин.
Но Бим ничего не слышал, ушей будто и не было.
– Наза-ад! – и свисток. – Наза-ад! – и свисток.
Бим мчался до тех пор, пока не потерял из виду перепела, а затем, веселый и радостный, вернулся. Но что же это значит? Хозяин сумрачен, смотрит строго, не ласкает. Все было ясно: ничего не чует его друг! Несчастный друг... Бим как-то осторожненько лизнул руку, выражая этим трогательную жалость к выдающейся наследственной неполноценности самого близкого ему существа.
Хозяин сказал:
– Да ты вовсе не о том, дурачок. – И веселее: – А ну-ка, начнем, Бим, по настоящему. – Он снял ошейник, надел другой (неудобный) и пристегнул к нему длинный ремень. – Ищи!
Теперь Бим разыскивал запах перепела – больше ничего. А Иван Иваныч направлял его туда, куда переместилась птица. Биму было невдомек, что его друг видел, где приблизительно сел перепел после позорной погони (чуять, конечно, не чуял, а видеть видел).
И вот тот же запах! Бим, не замечая ремня, сужает челнок, тянет, тянет, поднял голову и тянет верхом... Снова стойка! На фоне заката солнца он поразителен в своей необычайной красоте, понять которую дано не многим. Дрожа от волнения, Иван Иваныч взял конец ремня, крепко завернул на руку и тихо приказал:
– Вперед... Вперед...
Бим пошел на подводку. И еще раз приостановился.
– Вперед!!!
Бим так же бросился, как и в первый раз. Перепел теперь вспорхнул с жестким стрекотом крыльев. Бим опять ринулся было безрассудно догонять птицу, но... Рывок ремня заставил его отскочить назад.
– Назад!!! – крикнул хозяин. – Нельзя!!!
Бим, опрокинувшись, упал. Он не понял – за что так. И тянул ремень вновь в сторону перепела.
– Лежать!
Бим лег.
И еще раз все повторилось, уже по новому перепелу. Но теперь Бим почувствовал рывок ремня раньше, чем тогда, а по приказу лег и дрожал от волнения, страсти и в то же время от уныния и печали: все это было в его облике от носа до хвоста. Ведь так больно! И не только от жесткого, противного ремня, а еще и от колючек внутри ошейника.
– Вот так-то, Бимка. Ничего не поделаешь – так надо. – Иван Иваныч, лаская, поглаживал Бима.
С этого дня и началась настоящая охотничья собака. С этого же дня Бим понял, что только он, только он один может узнать, где птица, и что хозяин то беспомощен, а нос у него пристроен только для виду. Началась настоящая служба, в основе ее лежали три слова: нельзя, назад, хорошо.
А потом – эх! – потом ружье! Выстрел. Перепел падал, как ошпаренный кипятком.
И догонять его, оказывается, вовсе не надо, его только найти, поднять на крыло и лечь, а остальное сделает друг. Игра на равных: хозяин без чутья, собака без ружья.
Так теплая дружба и преданность становились счастьем, потому что каждый понимал каждого и каждый не требовал от другого больше того, что он может дать. В этом основа, соль дружбы.
К двум годам Бим стал отличной охотничьей собакой, доверчивой и честной. Он знал уже около ста слов, относящихся к охоте и дому: скажи Иван Иваныч «подай» – будет сделано, скажи он «подай тапки» – подаст, «неси миску» – принесет, «на стул!» – сядет на стул. Да что там! По глазам уже понимал: хорошо смотрит хозяин на человека, и Биму он – знакомый с той же минуты, недружелюбно глянет – и Бим иной раз даже и взрычит, даже лесть (ласковую лесть) он улавливал в голосе чужого. Но никогда и никого Бим не укусил – хоть на хвост наступи. Лаем предупредит ночью, что к костру подходит чужой, пожалуйста, но укусить – ни в коем случае. Такая уж интеллигентная порода.
Что до интеллигентности, то Бим даже умел так: научился сам, дошел своим умом, царапаться в дверь, чтобы открыли. Бывало, заболеет Иван Иваныч и не идет с ним гулять, а выпускает одного. Бим побегает малость, управится, как и полагается, и спешит домой. Поцарапает в дверь, став на задние лапы, чуть поскулит просяще, и дверь открывается. Хозяин, тяжело шлепая по прихожей, встречает, ласкает и снова ложится в постель. Это когда он, пожилой человек, прихварывал (кстати, побаливал он все чаще, чего Бим не мог не заметить). Бим твердо усвоил: поцарапайся в дверь, тебе откроют обязательно двери и существуют для того, чтобы каждый мог войти: попросись – тебя впустят. С собачьей точки зрения, это было уже твердое убеждение.
Только не знал Бим, не знал и не мог знать, сколько потом будет разочарований и бед от такой наивной доверчивости, не знал и не мог знать, что есть двери, которые не открываются, сколько в них ни царапайся.
Как оно там будет дальше, неизвестно, но пока остается сказать одно: Бим, пес с выдающимся чутьем, так таки и остался сомнительным – свидетельство родословной не выдали. Дважды Иван Иваныч выводил его на выставку: снимали с ринга без оценки. Значит – изгой.
И все же Бим – не наследственная бездарь, а замечательная, настоящая собака: он начал работать по птице с восьми месяцев. Да еще как! Хочется верить, что перед ним открывается хорошее будущее.

2. ВЕСЕННИЙ ЛЕС
А во втором сезоне, то есть на третьем году от рождения Бима, Иван Иваныч познакомил его и с лесом. Это было очень интересно и собаке и хозяину.
В лугах и на поле, там все ясно: простор, трава, хлеба, хозяина всегда видно, ходи челноком в широком поиске, ищи, найди, делай стойку и жди приказа. Прелесть! А тут, в лесу, совсем иное дело.
Была ранняя весна.
Когда они пришли впервые, вечерняя заря только начиналась, а меж деревьев уже сумерки, хотя листья еще и не появились. Все внизу в темных тонах: стволы, прошлогодние темно коричневые листья, коричнево-серые сухие стебли трав, даже плоды шиповника, густо рубиновые осенью, теперь, выдержав зиму, казались кофейными зернами.
Ветки слегка шумели от легкого ветра, жидко и голо они будто ощупывали друг друга, то притрагиваясь концами, то чуть прикасаясь серединой сучьев: жив ли? Верхушки стволов легонько покачивались – деревья казались живыми даже и безлистые. Все было таинственно шуршащим и густо пахучим: и деревья, и листва под ногами, мягкая, с весенним запахом лесной земли, и шаги Ивана Иваныча, осторожные и тихие. Его ботинки тоже шуршали, а следы пахли куда сильнее, чем в поле. За каждым деревом что-то незнакомое, таинственное. Поэтому-то Бим и не отходил от Ивана Иваныча дальше двадцати шагов: пробежит вперед – влево, вправо – и катит назад и смотрит в лицо, спрашивая: «Мы зачем сюда попали?»
– Не поймешь, что к чему? – догадался Иван Иваныч. – Поймешь, Бимка, поймешь. Подожди малость.
Так и шли, присматривая друг за другом.
Но вот они остановились на широкой поляне, на пересечении двух просек: дороги на все четыре стороны. Иван Иваныч стал за куст орешника, лицом к заре, и смотрел вверх. Бим тоже там стал высматривать.
Вверху было светло, а здесь, внизу, становилось все темнее и темнее. Кто-то прошуршал по лесу и притих. Еще прошуршал и опять притих. Бим прижался к ноге Иван Иваныча – так он спрашивал: «Что там? Кто там? Может, пойдем посмотрим?»
– Заяц, – еле слышно сказал хозяин. – Все хорошо, Бим. Хорошо. Заяц. Пусть его бегает.
Ну, раз «хорошо», значит, все в порядке. «Заяц» – тоже понятно: не раз, когда Бим натыкался на след зверька, ему повторяли это слово. А однажды видел и самого зайца, пытался его догнать, но заработал строгое предупреждение и был наказан. Нельзя!
Итак, недалеко прошуршал заяц. А дальше что?
Вдруг вверху кто-то, невидимый и неведомый, захоркал: «Хор-хор!.. Хор-хор!.. Хор-хор!..» Бим услышал это первым и вздрогнул. Хозяин тоже. Оба смотрели вверх, только вверх... Неожиданно на фоне багряно -синеватой зари вдоль просеки показалась птица. Она летела прямо на них, изредка выкрикивала так, будто это не птица, а зверек, летит и хоркает. Но то была все-таки птица. Она казалась большой, крылья же совершенно были бесшумны (не то что перепел, куропатка или утка). Одним словом, незнакомое летело вверху.
Иван Иванович вскинул ружье. Бим, как по команде, лег, не спуская взора с птицы... В лесу выстрел был таким резким и сильным, какого раньше Бим не слышал никогда. Эхо прокатилось по лесу и замерло далеко далеко.
Птица упала в кусты, но друзья быстренько ее отыскали. Иван Иваныч положил ее перед Бимом и сказал:
– Знакомься, брат: вальдшнеп. – И еще раз повторил: – Вальдшнеп.
Бим обнюхивал, трогал лапой за длинный нос, потом сел, подрагивая и перебирая передними лапами в удивлении. Конечно же, он этим и говорил про себя: «Таких носов еще не вида-ал. Вот это действительно но-ос!»
А лес слегка шумел, но все тише и тише. Потом и совсем затих как-то сразу, будто кто-то невидимый легонько взмахнул могучим крылом над деревьями в последний раз: хватит шороху. Ветви стали недвижны, деревья, казалось, засыпали, разве что изредка вздрагивая в полутьме.
Пролетели и еще три вальдшнепа, но Иван Иваныч не стрелял. Хотя последнего они уже и не видели в темноте, а только слышали голос, но Бим был удивлен: почему друг не стрелял даже и в тех, каких хорошо видно. От этого Бим волновался. А Иван Иваныч или просто смотрел вверх, или, потупившись, слушал тишину. Оба молчали.
Вот уж когда не надо никаких слов – ни человеку, ни тем более собаке!
Только напоследок, перед уходом, Иван Иваныч проговорил: хорошо, Бим! Жизнь начинается вновь. Весна.
По интонации Бим понял, что другу сейчас приятно. И он ткнул его носом в колено, повиливая хвостом: хорошо, дескать, о чем речь!
...Второй раз они приходили сюда поздним утром, но уже без ружья.
Ароматные набухшие почки березы, могучие запахи кореньев, тончайшие струйки от пробивающихся ростков трав – все это было поразительно ново и восхитительно. Солнце пронизывало в лесу все насквозь, кроме сосняка, да и тот кое где изрезан золотом лучей. И было тихо. Главное – было тихо. До чего же хороша весенняя утренняя тишина в лесу!
На этот раз Бим стал смелее: все отлично просматривается (не то что тогда в сумерках). И он носился по лесу вволю, не упуская, однако, из виду хозяина. Все было великолепно.
Наконец Бим наткнулся на ниточку запаха вальдшнепа. И потянул. И сделал классическую стойку. Иван Иваныч послал «вперед», а стрелять-то ему и нечем. Да еще приказал лежать, как полагается при взлете птицы. Абсолютно непонятно: видит хозяин или нет? Бим искоса поглядывал на него до тех пор, пока не убедился – видит.
По второму вальдшнепу все получилось так же. Что-то похожее на обиду Бим теперь все таки выражал: настороженный взгляд, пробежка сторонкой, даже попытки к неповиновению – одним словом, недовольство назревало и искало выхода. Именно поэтому-то Бим и погнался за взлетевшим, третьим уже, вальдшнепом, как обыкновенная дворняга. Но за вальдшнепом далеко не поскачешь: мелькнул в ветвях, и нет его. Бим вернулся недовольный, да к тому же еще был наказан. Что же, он лег в сторонке и глубоко вздохнул (собаки здорово умеют так делать).
Все это еще можно было перенести, если бы не добавилась вторая обида. Бим на этот раз открыл новый недостаток у хозяина – извращенное чутье: и без того бесчутый, да еще...
А дело было так.
Остановился Иван Иваныч и смотрит, смотрит по сторонам и нюхает (туда же!). Потом шагнул к дереву, присел и тихонечко, одним пальцем, погладил цветок, малюсенький такой (для Ивана Иваныча он почти без запаха, а для Бима вонючий до невозможности). И что ему в том цветке? Но хозяин сидел, улыбался. Бим, конечно, сделала вид, что ему тоже вроде бы хорошо, но это только исключительно из уважения к личности, а на самом деле он был немало удивлен.
– Ты посмотри, посмотри-ка, Бим! – воскликнул Иван Иваныч и наклонил нос собаки к цветку.
Такого Бим уже не мог вынести – он отвернулся. Затем незамедлительно отошел и лег на полянке, всем видом выражая одно: «Ну и нюхай свой цветок!» Расхождения требовали срочного выяснения отношений, но хозяин смеялся в глаза Биму счастливым смехом. И это было обидно. «Тоже мне, хохочет!»
А тот опять к цветку:
– Здравствуй, первенький!
Бим понял точно: «Здравствуй» сказано не ему.
Ревность закралась в собачью душу, если можно так выразиться, вот что случилось. Хотя дома отношения как будто и наладились, но день для Бима получился неудачный: была дичь – не стреляли, побежал сам за птицей – наказали, да еще – цветок тот. Нет, все-таки и у собаки жизнь бывает собачья, ибо она живет под гипнозом трех «китов»: «нельзя», «назад», «хорошо».
Только не ведали они, ни Бим, ни Иван Иваныч, что когда-то этот день, если бы они вспомнили, показался бы им огромным счастьем.

ЗАПИСКИ ХОЗЯИНА
В уставшем от зимней тягости лесу, когда еще не распустились проснувшиеся почки, когда горестные пни зимней порубки еще не дали поросль, но уже плачут, когда мертвые бурые листья лежат пластом, когда голые ветви еще не шелестят, а лишь потихоньку трогают друг друга, – неожиданно донесся запах подснежника! Еле-еле заметный, но это запах пробуждающейся жизни, и потому он трепетно радостный, хотя почти и не ощутим. Смотрю вокруг – оказалось, он рядом. Стоит на земле цветок, крохотная капля голубого неба, такой простой и откровенный первовестник радости и счастья, кому оно положено и доступно. Но для каждого, и счастливого, и несчастного, он сейчас – украшение жизни.
Вот так и среди нас, человеков: есть скромные люди с чистым сердцем, «незаметные» и «маленькие», но с огромной душой. Они-то и украшают жизнь, вмещая в себя все лучшее, что есть в человечестве, – доброту, простоту, доверие. Так и подснежник кажется капелькой неба на земле...
А через несколько дней (вчера) мы были с Бимом на том же месте. Небо окропило лес уже тысячами голубых капель. Ищу, высматриваю: где же он, тот самый первый, самый смелый? Кажется, вот он. Он или не он? Не знаю. Их так много, что того уже не заметить, не найти – затерялся среди идущих за ним, смешался с ними. А ведь он такой маленький, но героический, такой тихий, но до того напористый, что, кажется, именно его испугались последние заморозки, сдались, выбросив ранней зарей белый флаг последнего инея на опушке. Жизнь идет.
...А Биму ничего из этого недоступно понять. Даже обиделся в первый раз, заревновал. Впрочем, когда было уже много цветов, он и тогда не обращал на них внимания. При натаске же вел себя – не ахти: расстроился без ружья. Мы с ним на разных ступенях развития, но очень и очень близки. Природа творит по устойчивому закону: необходимость одного в другом начиная с простейших и кончая высокоразвитой жизнью, везде – этот закон... Разве смог бы я вынести столь жуткое одиночество, если бы не было Бима?
...Как она была мне необходима! Она тоже любила подснежники. Прошлое как сон...
А не сон ли – настоящее? Не сон ли это – вчерашний весенний лес с голубизной на земле? Что ж: голубые сны – божественно целительное лекарство, пусть и временное. Конечно, временное. Ибо если бы даже и писатели проповедовали только голубые сны, уходя от серого цвета, то человечество перестало бы беспокоиться о будущем, приняв настоящее как вечное и будущее. Удел обреченности во времени и состоит в том, что настоящее должно стать только прошлым. Не во власти человека приказать: «Солнце, остановись!» Время неостановимо, неудержимо и неумолимо. Все – во времени и движении. А тот кто ищет только устойчивого покоя, тот весь уже в прошлом, будь он молодым радетелем о себе или престарелым – возраст не имеет значения. Голубое имеет свой звук, оно звучит как покой, забвение, но только временное, всего лишь для отдыха такие минуты никогда не надо пропускать.
Если бы я был писателем, то обязательно обратился бы так:
«О беспокойный человек! Слава тебе вовеки, думающему, страдающему ради будущего! Если тебе захочется отдохнуть душой, иди ранней весной в лес к подснежникам, и ты увидишь прекрасный сон действительности. Иди скорее: через несколько дней подснежников может и не быть, а ты не сумеешь запомнить волшебство видения, подаренного природой. Иди, отдохни. Подснежники – к счастью, говорят в народе».
...А Бим дрыхнет. И видит сон: подрыгивает ногами – бежит во сне. Этому подснежники «до лампочки»: голубое он видит только серым (так уж устроено зрение у собаки). Природа создала как бы очернителя действительности. Поди убеди его, милого друга, чтобы он видел с точки зрения человека. Хоть голову отруби, а видеть будет по своему. Вполне самостоятельный пес.

3. ПЕРВЫЙ НЕПРИЯТЕЛЬ БИМА
Прошло лето, веселое для Бима, радостное, заполненное дружбой с Иваном Ивановичем. Походы в луга и болота (без ружья), солнечные дни, купание, тихие вечера на берегу реки – что еще надо любой собаке? Ничего не надо – это точно.
При тренировке и натаске они встречались и с охотниками. С этими знакомство происходило незамедлительно, потому что с каждым человеком была собака. Еще до того, как сходились хозяева, обе собаки бежали друг к другу и коротко беседовали на собачьем языке жестов и взглядов:
«Ты кто: он или она?» – Спрашивал Бим, обнюхивая соответствующие места (конечно для проформы).
«Сам видишь, чего и спрашивать», – отвечала она.
«Как жизнь?» – Весело спрашивал Бим.
«Работаем!» – Взвизгнув, отвечала собеседница, кокетливо подпрыгнув на всех четырех лапах.
После этого они мчались к хозяевам и то одному, то другому докладывали о знакомстве. Когда же оба охотника усаживались для разговор в тени куста или дерева, собаки резвились до того, что язык не умещался во рту. Тогда они ложились около хозяев и слушали тихую задушевную беседу.
Другие люди, кроме охотников, для Бима были малоинтересны: люди, и все. Они хорошие. Но не охотники же!
А вот собаки, эти – разные.
Однажды в лугу встретился он с лохматенькой собачкой, вдвое меньше его, черненькая такая. Поздоровались сдержанно, без кокетства. Да и какое уж там кокетство, если новая знакомая на обычный для таких случаев перечень вопросов отвечала, лениво взмахивая хвостом:
«Я есть хочу».
У нее пахло изо рта мышонком. И Бим спросил удивленно, обнюхав ее губы:
«Ты съела мышь?»
«Съела мышь, – ответила та. – Я есть хочу». И принялась грызть белый узловатый корень камыша. Бим хотел попробовать камышовый корешок, но она, протестуя, сказала все то же:
«Я есть хочу».
Бим подождал сидя, пока она догрызла все, и пригласил ее с собой. Та пошла беспрекословно, притрухивая за ним, взлохмаченная, но чистая (видимо, любила купаться, как и большинство собак, отчего летом они и не бывают грязными, даже бездомные). Бим провел ее к хозяину, издали следившему за знакомством своего друга. Но Лохматка не поверила сразу в чужого человека, а села поодаль, несмотря на то, что Бим перебегал от хозяина к ней и обратно, зовя ее, убеждая. Иван Иваныч снял рюкзак, достал оттуда колбасу, отрезал маленький кусочек и бросил Лохматке:
– Ко мне, ко мне, Лохматка. Ко мне.
Кусочек упал метрах в трех от нее. Она, осторожно переступая, дотянулась, съела его и села тут же. Со следующим кусочком приблизилась еще. А потом ела уже у ног человека, даже позволила погладить себя, хотя и с опаской. Бим и Иван Иваныч отдали ей все колечко колбаски: хозяин бросал куски, а Бим не мешал Лохматке есть. Все обыкновенно: брось кусочек – подойдет ближе, брось второй – еще ближе, с третьим, четвертым – уже у ног окажется и будет служить верой и правдой.

Повесть «Белый Бим Черное Ухо» Троепольский написал в 1971 году. Автор посвятил произведение А. Т. Твардовскому. Центральной темой повести является тема милосердия. На примере истории о собаке Биме автор показывает, что человек в любой ситуации должен оставаться человеком, проявлять доброту, заботиться о братьях наших меньших.

Главные герои

Бим – пес «из породы шотландских сеттеров с длинной родословной. Был нетипичного окраса: белого цвета с «рыженькими подпалинами» , одним черным ухом и одной черной ногой.

Иван Иваныч Иванов – хозяин Бима, охотник, участник Великой Отечественной войны; журналист на пенсии.

Толик – мальчик, который заботился о Биме.

Другие герои

Степановна – соседка, которая присматривала за Бимом.

Даша – девушка, которая помогла Биму.

Хрисан Андреич – временный хозяин Бима в деревне.

Серый мужчина – человек, который снял у Бима табличку с ошейника и избил собаку.

Тетка – соседка, невзлюбившая Бима.

Главы 1–2

Бим родился от породистых родителей сеттеров, но имел нетипичный окрас. Хозяева хотели утопить Бима, но щенка взял к себе Иван Иваныч. Мужчина очень привязался к животному и вскоре начал брать с собой на охоту. «К двум годам Бим стал отличной охотничьей собакой».

Глава 3

Прошло третье лето. На Бима написала жалобу «визгливенькая и жирная» тетка: якобы пес был опасен. Бумагу принес председатель дома, но, увидев пса, понял, что Бим добрый и послушный.

Главы 4–5

Во время охоты Иван Иваныч старался ограничиваться одним-двумя вальдшнепами за охоту и то только для того, чтобы Бим не «загибнул как охотничья собака» .

Иван Иваныч один раз брал Бима на облаву на волков. После этого случая пес на охоте всегда показывал хозяину, что учуял след волка.

Глава 6

Иван Иваныч все чаще страдал от болей, его беспокоило старое ранение – осколок у сердца. В один из дней ему стало совсем плохо. Ивана Иваныча забрали в больницу. Мужчина попросил соседку Степановну присматривать за псом.

Бим побежал за хозяином. Пес по следу добрался до здания «скорой помощи» и начал царапаться в дверь: тут пахло его хозяином. Однако Бима прогнали.

На следующее утро пес снова выбрался на поиски. Бим принюхивался к людям, рассматривал их. Пса заметили прохожие и вызвали милицию. Однако за Бима заступилась девушка Даша. Она отвела пса домой. Степановна рассказала девушке, что Иван Иваныча отправили самолетом в Москву делать операцию.

Глава 7

Утром Даша принесла Биму ошейник с пластинкой, на которой было написано: «Зовут его Бим. Живет в квартире. Не обижайте его, люди».

Соседка выпускала Бима гулять одного. Пес забрел в парк, его заметили мальчишки, принесли собаке поесть. Один из мальчиков, Толик, кормил Бима с рук. К ребятам подошел «какой-то дядька» с тростью – «серый» – и спросил, чей это пес. Узнав, что собака ничья, мужчина забрал ее с собой и привел домой. Он снял с Бима ошейник, так как собирал всевозможные «собачьи знаки» (медали, поводки, ошейники). Ночью от одиночества пес начал выть. Рассердившись, «серый» избил пса палкой. Бим набросился на мужчину и выскочил из квартиры через открытую женой обидчика дверь.

Глава 8

«Дни шли за днями». Бим уже хорошо знал город. Как-то пес учуял запах Даши, который привел его к вокзалу. Девушка уезжала. Пес долго бежал за поездом, а после, тоскуя, упал между рельсами.

К почти умирающему Биму подошла женщина и напоила его водой. Бим поплелся по железной дороге, ему защемило лапу. В этот момент приближался поезд. К счастью, машинист успел остановиться и освободил собаку. Бим вернулся домой.

Глава 9

Толик узнал, где живет Бим, и теперь каждый день гулял с хромающей собакой. В газете появилось объявление о том, что по городу ходит сеттер с черным ухом и кусает прохожих. Узнав об этом, Толик показал пса ветврачу. Врач заключил, что «собака не бешеная, а больная» .

Глава 10

Постепенно Бим начал поправляться, но только поздней осенью смог стать на четыре лапы. Соседка снова начала выпускать пса гулять одного.

Как-то Бима подобрал шофер, который возил их с Иваном Иванычем на охоту. Шофер продал собаку знакомому за 15 рублей. Новый хозяин Хрисан Андреич назвал пса «Черноухом» и забрал с собой в деревню.

Глава 11

В деревне для Бима все было необычно: маленькие домики, домашние животные и птица. Пес быстро «привык ко двору, к его населению, не удивлялся сытой жизни» .

Глава 12

Хрисан Андреич брал Бима с собой пасти овец. У пса появилась обязанность «поворачивать самовольных овец к стаду, следить за ними» .

Как-то к Хрисану Андреичу пришел знакомый – Клим, и начал просить продать Бима. Однако хозяин отказался: ранее он давал объявление в газету о том, что «Пристала собака» , и получил ответ: «Не объявляйте, пожалуйста. Пусть живет до срока» .

Хрисан Андреич разрешил просто брать пса на охоту. На следующий день Клим и Бим отправились в лес. Не приученный к крупной добыче, пес упустил зайца. Клим сильно рассердился и ударил Бима сапогом. Пес упал. Клим бросил собаку в лесу.

Бим, потерявший от удара сознание, вскоре проснулся и, едва переступая, нашел лечебные травы.

Глава 13

Пес провел пять дней в лесу, пока ему не стало лучше, и вернулся в город. По следу Бим нашел дом Толика. Мальчик был рад собаке, но родители категорически не хотели оставлять пса дома. Ночью отец Толика отвез Бима в лес и бросил там.

Глава 14

Бим вернулся в город и снова пришел к дому Толика. Отец мальчика вновь пытался поймать пса, но тому удалось убежать.

Глава 15

Бим поплелся к дому Ивана Иваныча. Однако, увидев собаку, та самая крикливая тетка позвонила в «карантинный участок» . Бима поймали, посадили в железный фургон и увезли в собачий приемник. Очнувшись в «железной тюрьме» , пес начал царапать дверь. «Он грыз зубами клоки жести и вновь царапался, уже лежа. Звал. Просил». К утру пес притих.

Глава 16

В то утро вернулся и Иван Иваныч. Мужчина уже на вокзале начал расспрашивать, не видел ли кто Бима. Иван Иваныч поехал в карантинный участок. Мужчине едва удалось уговорить сторожа открыть двери фургона.

«Бим лежал носом к двери. Губы и десны изодраны о рваные края жести. Он царапался в последнюю дверь долго-долго. Царапался до последнего дыхания. И как мало он просил. Свободы и доверия – больше ничего».

Глава 17

Весной Иван Иваныч взял нового щенка, себе и Толику. Это был «породистый, типичного окраска английский сеттер» , которого тоже назвали Бим. «Но старого друга он уже никогда не забудет».

Заключение

В повести «Белый Бим Черное Ухо» автор рассказывает о судьбе собаки, которая до последнего остается верной своему хозяину. Изображая страдания животного, его тоску по дому, автор словно сравнивает доброго, преданного пса и всех тех людей, которые ему встречались: многие из них по положительным качествам уступают Биму.

Повесть «Белый Бим Черное Ухо» переведена более чем на 20 языков. Рекомендуем не останавливаться на пересказе «Белого Бима Черное Ухо», а прочесть произведение полностью, чтобы пережить все описанные в рассказе события вместе с героями.

Тест по повести

Проверьте запоминание краткого содержания тестом:

Рейтинг пересказа

Средняя оценка: 4.6 . Всего получено оценок: 953.

 

 

Это интересно: